Изольда Великолепная - Страница 13

Вода от края до края. Небо, которое почти отражение воды. Белая нить горизонта. И лунная дорожка от берега до звезд.

– Мы пойдем к морю? – я дернула Урфина за рукав. – Пожалуйста.

– Конечно. Но чуть позже.

– В-ваша Светлость, – Тисса догнала меня и пошла рядом, нарочно держать подальше от тана. – Благороднорожденные дамы не ходят к морю.

– Почему?

– Не ходят, – повторила она, глядя под ноги. – Не принято.

Значит, примем. Нельзя же всю жизнь провести в каменной коробке за вышиванием! А Урфин вел нас по узким улицам. Дома смыкались друг с другом плотно. И камень был одного цвета – желтоватого, костяного. Порой в него попадали вкрапления темной глины или же дерева.

– Хлебопекарни… лавки зеленщиков… коптильни… – Урфин не переставал говорить, но остановиться и рассмотреть поближе хотя бы вот этого смешного человечка, который прямо на земле разложил цветастый платок и на нем смешивал травы, не позволял. – Алхимические мастерские… аптекарни… там дальше – Дымная часть…

Над городом и вправду поднимались дымы.

– Кузницы. А слева – Шелковая улица. Ткачи обитают… мыловарни… красильщики, но туда соваться не стоит.

Я не успевала ничего рассмотреть! Интересно же!

И зазевавшись, я на секунду отстала. Но этой секунды хватило, чтобы оказаться в цыганском круговороте. Мелькали яркие юбки, звенели серьги и бубны, гортанный голос требовал позолотить ручку, на которой и без того было изрядно золота. Мне предрекли счастливую жизнь и троих детей, но тут же пригрозили проклятьем, снять которое…

– Кыш пошли, – рявкнул тан Атли, выдергивая меня из хоровода. В левой руке он держал мальчишку самого разбойного вида. – Отдай!

Мальчишка зашипел и задергался, но не получив свободы, выплюнул белые жемчужины. С моего жакета срезал? И когда только успел!

Вот ведь, мир другой, а цыгане те же. И Урфин подтвердил догаду:

– Люди дороги не знают границ. Мир их не держит. По-моему, не видит даже.

Нищий, ловкий, как закаленный в мусорных боях помойный кот, прошмыгнул меж цыганами, и белые жемчужины исчезли.

– Леди, не отставайте, умоляю, мы уже почти пришли.

– Куда?

К огромному строению, которое не отличалось ни красотой, ни изяществом, а только размерами и цветом. Черные стены его жадно пили солнечный свет, но камень оставался холодным – я проверила, прикоснувшись тайком.

Ни окон. Ни статуй с барельефами. Ни каких бы то ни было украшений.

Единственная дверь – чугунные створки с натертыми до блеска, натруженными петлями – распахнута настежь. К двери ведут три ступени, и на каждой сидит по старухе. Урфин бросил им горсть монет.

– Леди Тисса подождет нас здесь, – это уже была не просьба, но приказ. И Тисса не осмелилась ослушаться. Мы же вошли в храм. Почему я решила, что это – именно храм?

Просто уж больно он не похож на все прочие виденные здесь здания.

Темно. В первый миг темнота оглушает. И я хватаюсь за руку Урфина, просто, чтобы убедиться – он рядом.

Здесь каждый сам по себе.

Ни нефа. Ни алтарей. Пустота, расцвеченная свечами. Робкие огоньки их – близкие звезды, к которым меня ведут. Звуки странным образом исчезают, и это правильно – в храме необходимо уединение.

Я не религиозна. Я была и в церкви, и в костеле, и в синагоге, всякий раз поражаясь той удивительной красоте, которая наполняет любой, без исключения, храм. И даже этот, безымянный, был удивителен своей безбожной простотой.

Постепенно тьма отступала. Она отползала, оставляя лужи остекленевшей черноты, и собственным мои отражения смотрели из них. Отражения отличались друг от друга, и потому казалось, что они все – я, только та, которая могла бы быть.

– Когда я впервые попал на другой лист, – голос Урфина был тих, но все равно раздражал место. – Меня удивила вера. Бог, как существо, сотворившее мир и до сих пор за ним присматривающее? Люди-дети и рай, как награда за хорошее поведение? Я не оскорбляю тебя?

– Нет.

– Хорошо. Мне бы не хотелось. Листов множество. Есть такой, где люди приносят Богу все самое лучшее, а сами живут в нищете. Есть другой, где в правители выбирают лишь безумцев, потому что думают – Бог говорит через них. Есть третий, где безглазые жрецы взвешивают на особых весах добрые и злые молитвы, говоря, что делать человеку. Их цель – соблюсти равновесие.

– Странно.

Мы шли. Темнота делала огромное здание и вовсе бесконечным. Остались позади созвездия свечей, и на полу прорезались жилы белого света. Они сплетались друг с другом в причудливые сети, и поднимались, разрезая пространство. От них не исходила тепла.

– Здесь же думают, что Творец, тот самый Творец, который дал миру начало, ушел. И нет нужды молиться ему.

Сети соединились. Белый свет их сделался ярким, резким.

– А кому здесь молятся?

– Смотри, – Урфин отступил, оставляя меня наедине с… чем?

Не алтарь. Не иконостас. Картина?

Красный конь встал на дыбы. Пасть его разодрана удилами. Кровь мешается с пеной, и кажется, что жеребец вот-вот рухнет от непомерного усилия. Копыта его готовы обрушиться на землю, на меня, смять и раздавить. Сполохи пламени скользят по клинку, по алым доспехам, которые сами будто бы сотворены из живого огня.

Взгляд рыцаря полон гнева.

– И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч… – я не понимаю, откуда берутся эти слова, но они правильны и единственно возможны.

– Кайя Дохерти, – Урфин не позволил мне отступить, а ведь больше всего мне хотелось нырнуть в темноту, спрятаться и от коня, и от меча, и от самого всадника. – Лорд-Протектор. И нынешнее воплощение войны.