Изольда Великолепная - Страница 31

– И что?

Вот этот мой вопрос явно был лишним, поскольку даже Сержант отвлекся от созерцания огня, а в глазах его мертвых я увидела нечто, что можно было трактовать, как удивление.

– Порох запрещен.

Да? А я только-только внесла его в план преображения мира. Правда, план этот можно было отправить в костер, пусть бы и мысленный, но все равно обидно.

– Если какой человек, будь то простого или благородного сословия, мужского или женского рода, выявлен в том, что изготавливает, хранит или же перевозит пороховое зелье, мортиры или любые иные орудия подобного толка, а также снаряды к оным, он подлежит доследованию и казни.

Вдохновляющая цитата.

Но почему? Порох – это же прогресс… проще же из пушки по воротам выстрелить, чем тараном в них долбиться. Конечно, у Их Светлости времени много, но все равно странно.

– А если… – я соломинкой пыталась выковырять засохшую кровь из-под ногтей. – Если кто-то очень сильный станет делать порох? Много пороха? И он не захочет, чтобы его казнили.

Сержант все-таки сменил позу, он сел, вытянув ноги и руки к огню. Узкие запястья сливались по цвету с серой шинелью. Ответил он не сразу, но все же ответил:

– Протекторатов девятнадцать. А было двадцать. Фризы решили, что сильнее прочих. И Лорд-Протектор дозволил делать порох. Много пороха. И много мортир. Он сколько сумел, хранил тайну, но тайна вскоре стала слишком большой. Фризия была сильна. И богата, что людьми, что землями. Никто не желал такой войны. От Лорда потребовали сжечь весь порох и казнить людей, которые умеют его варить. Он отказался. Он думал, что устоит против всех. Может, и обошлось бы… говорят, многие не желали воевать, но Лорд сделал одну ошибку.

– Какую?

– Свобода дать раб, – сказала Лаашья, которая занималась тем, что выгребала из костра золу и втирала ее в руки. – Всех раб.

– Именно. Он объявил, что отныне все люди Фризии являются свободными.

– Разве это плохо? – я наверное клиническая дура, но не понимаю. Я же в школе проходила, что рабство – это зло, и что Север воевал с Югом за права человека, и победил, потому что люди рождаются равными, свободными вне зависимости от цвета кожи или вероисповедания. Ну или как-то так.

А тут, выходит, что все сильно иначе.

– Многие рабы бежали к фризам. Их ловили. Вешали. А они все равно бежали. Начались восстания. Земля горела. И Лорды объединились. Даже Самаллская Большая Мать прислала людей. Была война, которой прежде не случалось. Но один не способен выстоять против девятнадцати. Фризии больше нет. Ее поделили. Кто-то взял долю золотом. Кто-то – землями. Пороховые склады были сожжены. Мортиры перекованы на цепи. А свободных, кого сумели, сделали рабами.

– А… а рабов?

Не спрашивай, Изольда, если не хочешь услышать ответа.

– Их распяли.

– Всех?

Могла бы не уточнять. Хорошо, что Сержант не ответил, он словно не услышал вопроса.

– Мне повезло. Я был слишком молод и потерял лишь семью, имя и деньги. А голова вот осталась. Голова – куда важнее имени.

Смеется? Улыбка мертвая.

– Странно, леди, что вы не слышали о мятежной Фризии. Все ведь не так давно произошло. Какие-то двадцать лет…

Двадцать лет назад я ходить училась. В другом мире, где людей давно не распинают, разбойников судят и садят, а огнестрельное оружие есть если не у каждого, то у многих.

– Никто не сметь делать порох. И не дать свобода раб. Только один раб дать свобода. Лорд Кайя смелый. Лаашья слышать. Говорить, он хотеть как фриз.

– Лаашье не надо слушать такие разговоры, – очень-очень ласково попросил Сержант, настолько ласково, что у меня руки задрожали. – И конечно не надо их повторять. Вдруг кто-то подумает, что за словами стоят опасные мысли. Но слова – это лишь только слова. Правда, леди?

Я кивнула.

Если так пойдет и дальше, то мой прогресс на трусах и остановится.

Урфин никогда раньше не пробовал искать человека. Точнее пробовал, но обычными методами, главным из которых являлся допрос свидетелей и родственников. Здесь же свидетели, даже случайные, уже были допрошены, а родственников вовсе не имелось в наличии.

Но странная получалась картина.

Изольды не было в замке.

Изольда не выходила из замка, во всяком случае через главные ворота.

Изрядно побелевшая Гленна, которая лепетала, что не желала вреда, но просто не подумала, что выйдет так плохо, все же нашла в себе силы пересмотреть немногочисленные наряды Изольды. Из всех платьев пропало одно, как выразилась Гленна – простенькое. А вот драгоценности остались на месте, в том числе и кольцо с сапфиром.

И подняв его, Кайя сказал:

– Почему она не пришла ко мне?

На этот вопрос Урфин ответа не имел. Предполагал, потому, что дура, но вслух предположение высказывать не стал. Уж больно мрачный настрой был у Кайя.

– А если с ней что-нибудь случится? Что мне делать тогда?

– Тогда, – Урфин потер виски, пытаясь выловить в звенящей пустоте хоть одну дельную мысль. – Тогда тебя загрызет совесть и ты повесишься на цепи мормэра. Она толстая. Выдержит.

В город были направлены люди, которым вменялось искать «маленькую леди с темными волосами, обряженную в красное платье». Урфин не сомневался, что в самое ближайшее время Кайя получил с полсотни маленьких, темноволосых девиц в платьях всех оттенков красного. Как не сомневался, что Изольды среди них не будет.

В общем-то бессмысленность этих поисков и привела к единственно возможному выводу: надо пробовать магию. Нет, теорию Урфин знал, но предыдущие опыты указывали на то, что весьма часто теория расходится с практикой, а последствия этого расхождения мало того, что труднопредсказуемы, так еще сложновыводимы.