– Руки уберите, – почти вежливо попросила я.
В горле изрядно першило. Да и само горло побаливало.
С чего бы это вдруг? Ах да, меня же придушить пытались!
– Чрезвычайная хрупкость конституции Вашей Светлости требует особо бережного обращения!
Не знаю, кому это было сказано, но я согласилась. Да, моя светлость требует бережного с собой обращения и нефиг ее за горло хватать. То есть меня.
– Где эта скотина? – осведомилась я и окончательно пришла в сознание. – И кто вы такой? И вообще, куда я попала?
Сев на кровати, я огляделась. Симпатичное помещеньице, подходящих для кровати размеров. И все такое нарядное. Очаровательное просто сочетание брутальной каменной кладки, шелковых портьер, позолоченных канделябров – потом я выяснила-таки, что золотых – мрамора и дерева. Особенно впечатлил камин. Этакая пасть, облицованная камнем, а в ней огонь пылает.
Не знаю, как там по фэн-шую положено, но камин в спальне – это круто.
Сейчас я знаю, что и практично, когда в доме нет центрального отопления.
– Не испытывает ли Ваша Светлость головокружения? Не ощущает ли горечи на языке? Сердечного стеснения? – продолжал допытываться тип, пристально вглядываясь в мое лицо. Подозреваю, что вид у меня был весьма специфический.
– Где я нахожусь? – я повторила вопрос, понимая, что если не получу ответа, то завизжу от злости.
– Протекторат Инверклайд, – почтительно ответил тип. – Майорат Дохерти.
И спохватившись, поспешил представиться.
– Доктор медицинских наук Ллойд Маккормак всегда к услугам Вашей Светлости.
Понятно. Точнее, ничего не понятно. Протекторат? Майорат? Доктор? Нет, ну с доктором ясно. Врачей недолюбливаю, но этот симпатичный. Заботливый. Вежливый. И выражение лица незамутненно-счастливое, как будто знакомство со мной – величайшее достижение его жизни.
– Я имел честь учиться в Булонии. И пользовал многих знатных особ, – сообщил он мне. – Но вы, Ваша Светлость, несомненно…
– Помолчите. Пожалуйста.
Я попыталась встать к вящему неодобрению доктора. Но перечить мне не посмели. И правильно, я не в том расположении духа, чтобы мне перечить. А на горле, и думать нечего, синяки будут.
– Тан Акли умоляет вас принять его нижайшие извинения. Он глубоко сожалеет о том досадном происшествии, которое…
Что-то я сомневаюсь насчет сожаления. И происшествие было отнюдь не случайно. Но с происшествием, таном и прочими жизненными неурядицами я разберусь позже. В данный момент у меня имелась цель – окно. Огромное окно с чудесными витражами. На темном стекле средь кувшинок и звезд плясали белые цапли. Правда, привлек меня не витраж.
Я дошла до окна сама, хотя на помощь бросились и доктор, и женщина с серым невыразительным лицом. Она все время была в комнате, но держалась в тени.
– Окно откройте, – я уперлась в ставни и попыталась открыть сама. Ставни не поддавались.
– Ваша Светлость! Там ночь! Прохладно! Ваше хрупкое здоровье…
Моему хрупкому здоровью не слишком вредили осенние походы с ночевкой. Так что и в окошко выглянуть ему лишь на пользу будет.
Створки все-таки поддались, просто они открывались не наружу, а внутрь. И не стекло было черным, просто за окном жила ночь. Густая, южная – мне однажды свезло побывать в Крыму – она рядилась в яркие звезды. А крупная, словно нарисованная луна, была желта и приятно округла.
В лицо дохнуло свежестью.
И ветер был соленым на вкус. Такой ветер бывает лишь с моря…
А потом на мою ладонь села крупная, нарядная бабочка. Крылья ее, каждое размером с тетрадный лист имели удивительный бирюзовый оттенок, словно были вырезаны из куска нефрита. Прожилки на крыльях лишь усугубляли сходства.
Уже не сходства.
Я коснулась не живого существа – прохладного камня. Сквозь радужный срез его просвечивало пламя.
– Это каменный виан, – подсказал доктор. – Они живут лишь несколько часов в году. Вам повезло увидеть чудо, Ваша Светлость.
Пусть так, но… на Земле не водятся каменные вианы. Поденки и те, отживая короткий свой век, просто умирают, а не превращаются в камень. Мне ли не знать?
Я отдала бабочку доктору и, послушная, вернулась в кровать. Я надеялась, что вижу сон, и утром проснусь. Дома…
Дома больше не было. Точнее, он был, но где-то далеко, за пределами этого мира.
Я кричала. Плакала. Требовала отпустить меня.
Доктор Маккормак предлагал эликсиры, способствующие излитию желчи, что, по его мнению, должно было избавить меня от черной меланхолии.
Я послала доктора Маккормака к каменным вианам и принялась за посуду. О с каким самозабвенным удовольствием я швыряла в стену тарелки, тарелочки, блюдца, чашки, вазы и вазочки… и никто в чертовом замке не посмел меня остановить. Нет! Мне с завидной покорностью приносили новые и новые сервизы.
Изощренное издевательство!
И я устала.
От усталости ли, от нервного ли расстройства или же от того легкого ветерка разболелась голова. За мигренью последовал кашель, поднялся жар, уложивший меня в постель. А когда я все-таки поднялась – с детства не люблю болеть – то в тот же день вывихнула ногу. И ведь споткнулась на ровном месте! Пока бинтовали ногу, я загнала в ладонь занозу. Ее вытащили, но к вечеру ранка загноилась. Еще куриный бульон оказался прокисшим, изрядно испортив ночь, а утром кровь из носу пошла…
– Жидкости в организме Вашей Светлости пришли в небывалое смятение, – доктор Маккормак разговаривал со мной ласково, как с душевно больной. И я понимала, что еще немного и вправду свихнусь. – Причиной какового является преодоление разрыва между листами…