– А уверены, что девушка справится? – Макферсон не собирался отступать. Неужели они все не видят, что Кайя больше не семнадцать? Тогда Совет был нужен. Тогда он не знал, что ему делать. С Замком. С дядей, который обезумел от крови. С Урфином. Со всем этим растреклятым Протекторатом, разваливавшимся на части.
– Что однажды она не опозорит вас? И не заставит выбирать между вашим к ней чувством и долгом? Хватит ли совести сделать правильный выбор, Ваша Светлость?
– Вы подрядились прорицать? – дядя вмешался вовремя.
– О, здесь не нужен дар прорицателя. Опыта хватит.
Кайя разжал руку. На каменном краю остались отпечатки пальцев. Похоже, стол был не столь прочен, как казалось.
– Этот Совет, – Кайя поднялся, – существует лишь потому, что когда-то я действительно получал здесь разумные советы. Однако сейчас я не вижу в нем пользы. С сегодняшнего дня Тайный Совет распущен. Все возникающие вопросы будут решаться в обычном порядке.
– Что ж, – Макферсон поднялся первым. – Из-за женщин творили и куда большие глупости. Надеюсь, Кайя, ваша обойдется вам не слишком дорого.
Они покидали Каменный зал один за другим, неспешно, сохраняя достоинство. И когда за стариком Оукли – он ходил слишком медленно – закрылась дверь, дядя произнес:
– Неужели я дожил до этого счастливого момента? Ты учишься рычать, мой мальчик.
– Я поступил правильно?
В груди клекотала ярость. И Кайя пришлось сделать усилие, чтобы не допустить всплеска. Гранитные стены – надежная защита, но все же…
– Ты как-то поступил. А правильно или нет – время покажет.
– Почему у меня ощущение, что я среди врагов?
Дядя пожал плечами:
– Потому что здесь у тебя друзей точно нет.
Это верно. Когда-то Кайя все представлялось иначе. Здесь – свои. Там – чужие. С чужими воюют и все довольно просто. Воевать вообще просто, когда понятно, где враг.
– Как она?
– Спит. И… – Кайя со вздохом вынужден был признать. – Возможно, Макферсон прав. Она не справится.
– Подойди-ка сюда, дорогой племянничек. И наклонись. Скажу кое-что.
Рука дяди не утратила былой крепости. Подзатыльник вышел звонким.
– За что?!
– За дурость, – Магнус потер покрасневшую ладонь. – Запомни. Они все будут смотреть на тебя. И если ты начнешь в ней сомневаться – утопят. Радостно. С визгом. Если допустишь такое – вычеркну из Родовой книги. Ясно?
Дядя определенно не шутил.
Стоит разок умереть и приоритеты тут же меняются.
Из откровений мошенника, которого трижды вешали и дважды топили, записанных перед восхождением на плаху.
Я лежала на спине, раскинув руки. И река несла меня… несла, несла… долго так несла. Мне, честно говоря, и лежать надоело. А потом все вдруг закончилось.
Солнце выключили. Небо перекрасили.
И во рту так мерзко, как будто я всю ночь спирт беломором закуривала. Нет, я, конечно, не пробовала, но предполагаю, что ощущения были бы сходными.
Голова гудит, что трансформаторная будка… Гудит, значит, существует. Вот с остальными частями тела вопрос. Спина чесалась, следовательно, тоже наличествовала. Руки? Не чувствую. Ноги? Аналогично. Какая-то мрачная картинка вырисовывается. Под цвет потолка. Кстати, смутно знакомого потолка.
Где это я?
У Машки?
Помню, кафе. И еще Вадика… вот скотина! Туфли… незнакомца с колечком… договор. Какой, однако, яркий и логичный бред. Даже жаль, что отпустило.
Нет, Иза, наркотики – это зло и повторять эксперимент мы не будем.
Сквозь гудение пробивался свист. Довольно мелодичный. И близкий. Я не одна?
Я не одна.
Вадик?
Нет! Меня стошнит, если это Вадик. Хотя меня и так сейчас стошнит, но это уже детали. Сделав усилие, я повернула голову влево. Перед носом возникла стена. Брутальная такая стена. С бугристыми валунами и серой прожилочкой строительного раствора. От нее даже пахло влажным камнем.
В моей квартире нет таких стен. В Машкиной, впрочем, тоже. А где есть? Ох, чувствую, жизнь готовит сюрпризы.
Поворачивать голову направо оказалось сложно, тем более, что лежала я на животе и, поворачиваясь, застряла носом в складке не то простыни, не то одеяла. Почему-то мехового, с длинным чесучим ворсом. Но все-таки у меня получилось.
Справа стены не было.
А комната была. Небольшая такая. Где-то видела я вон тот стол. И кресла, поставленные друг на друга. И доспех, который опасно накренился, и даже кота, забравшегося в шлем. И того типа, который, насвистывая, мыл пол.
Тип был полуголым, мускулистым и довольно симпатичным. Вот только спину его покрывали длинные тонкие шрамы. Если считать, что оные мужчину украшают, то тип был разукрашен, как президентская елка перед новогодними праздниками. А вот пол он драил профессионально и с немалым энтузиазмом. Хозяйственный, значит.
Вспомнить бы еще, как его зовут…
Незнакомый мужчина в незнакомой комнате – весьма интригующее начало дня.
Тип бросил тряпку в таз, поднялся, смачно потянулся – аж кости захрустели – и почесал пятерней светлый затылок. Вот тут-то память и вернулась. В полном объеме и немалых подробностях. Я не застонала – на стон силенок не хватало – но лишь заскрипела зубами. Надо полагать, достаточно громко, если он обернулся.
– Иза?!
Я. Кто ж еще?
– Иза, слава Ушедшему, хотя ему и плевать, но ты очнулась.
И я, знаете ли, рада.
– Пить хочешь?
Хочу. Зверски. Только сказать не могу. Я и моргаю-то с трудом. Но Урфин понял.
– Сейчас, милая. Но сначала мы тебя перевернем.