Изольда Великолепная - Страница 91

И гости собирались на удивление разные.

Те, которые в Замке, были скучноваты. Но вот на заднем дворе собрались замечательные люди. И Юго скользил меж костров, останавливаясь, чтобы послушать разговоры.

– …а я и говорю, что ни хрена из этого не выйдет, – от рыцаря разило луком, пивом и мочой. Запах этот прочно въелся в шерстяную рубаху, некогда нарядную, но выцветшую, с поблекшей вышивкой и излишне тесную в плечах. – Сначала раба в таны, потом первую встречную девку в жены…

Рыцарь говорил громко, с вызовом, но желающих одернуть его не находилось. У костра собралось изрядно таких же, родовитых, но обнищавших, смешных с точки зрения Юго. Эти люди хвалились памятью предков, забывая, что сами они – ничто.

Юго мог бы рассказать, как тяжело быть ничем.

Но он слушал, запоминая.

Никогда не следует сбрасывать со счетов общественное мнение. Жаль, прессы здесь нет… или помочь миру изобретением? Юго пока сомневался.

– …а там и вовсе под Мюрреев пойдем, – довершил речь славный рыцарь и громко срыгнул. Юго запомнил его герб – разделенный на четыре части щит с медведем, тремя монетами и звездой.

Шутить, так над всеми.

– Так и будет! – подал голос светловолосый паренек. Он сидел, закинув ногу за ногу, чтобы всякий, кто подошел к костру, видел новенькие шпоры. Паренек, получив рыцарское звание, чувствовал себя взрослым и могучим. – Вон, на переправе назревает

Юго мог бы убить его, не вставая с места.

– Так там всегда назревает, – этот сед и молчалив. Лицо, некогда поврежденное ударом булавы, кажется скроенным наспех. Сросшееся веко, расщелина рта и вывороченная, раздутая щека. – Месяцок-другой повоюем…

Этот знал о войне больше остальных, пожалуй, он и Юго чуял, оттого поводил головой, не то прислушиваясь, не то принюхиваясь.

– А ты, Гуннар, поукоротил бы язык.

– Что, хочешь сказать, неправду говорю? – Гуннар ударил кулаком в грудь и сам едва не упал от удара. – Да любого спроси! Чего ответят, как думаешь? А то и ответят, что свадьба эта – позор!

– Согласен, дураков ноне много развелось.

– Сам умный, да?

– Опытный, – седой-таки прищурил единственный глаз, точно пытаясь разглядеть нечто, иным не доступное. – В их дела лезть – себе дороже. И ты, Бойд, запомни: если долго пинать спящего медведя, он проснется.

Юго эти слова заставили задуматься. Кажется, он начал понимать идею нанимателя. И эта идея Юго нравилась. Редко когда люди подходят к делу с должной фантазией.

Пожалуй, Юго поможет.

Пусть уж свадьба и вправду запомнится людям.

Ужин…

Ужин званый на шесть персон.

Ура! Меня выпустили к людям! Точнее, людей ко мне. Круг близкий, я бы сказала семейный.

Наша Светлость в платье из тонкой красной шерсти, которое после сегодняшней примерки кажется на редкость неудобным. Ингрид в прежнем сонном своем образе.

Их Светлость старательно держатся подальше от Нашей и взглядов избегают. Вид при этом совершенно несчастный, прямо тянет подойти и погладить. Я и попробовала – на ментальном уровне, который сегодня спокоен, как небо над Аустерлицем – но заработала лишь растерянный взгляд.

Ладно, дразнить не буду.

Вторая Светлость, сиречь, дядюшка Магнус, бодр и счастлив, как Винни-Пух, дорвавшийся до кроликовых запасов. Ест он руками, вытирает пальцы о скатерть и говорит с набитым ртом, чем немало смущает Тиссу. Она вообще смущается легко, то вспыхивает, то бледнеет, то вдруг принимается губы кусать, сдерживая смех. По-моему, Магнус нарочно старается. И я догадываюсь, для кого.

Урфин какой-то не такой, как обычно. Не сказала бы, что мрачен, скорее уж задумчив. Отвечает невпопад, словно вообще не здесь находится. Медитирует над куропаткой – ощущение, что пытается от несчастной птицы чистосердечного признания добиться. Поговорить бы с ним наедине… подозреваю, что его тараканы почти столь же жирны, наглы и безумны, как те, что в голове у Кайя. И если мне нужен адекватный муж – а он мне нужен – этих двоих придется мирить.

Психиатром я еще не работала…

Да и заглянуть в голову Урфина не получается. Вообще ни в чью, кроме Кайя, не получается.

– Что, ласточка моя, свадьбы не боишься? – взгляд у дядюшки лукавый, сказала бы, что пьяноватый, но вот диво – Магнус пришел трезвым и пить не пил. Притворяется, значит.

– А чего бояться? – отвечаю я.

– И правильно. Нечего. Ты у нас красавица… вот все пусть и увидят.

Кажется, Кайя эта мысль пришлась не по вкусу.

Ревнует?

Улыбается, конечно, но я-то вижу. Или дело не в ревности, но в нежелании выпускать меня из подземелья. Если так, то Наша Светлость против! Вот только кто ее слушать станет?

– А ты, – дядюшка переключает внимание на Тиссу, – птичка-невеличка, приглядела себе жениха?

Очи долу. На щеках румянец. Пальчики дрожат, а голос слабый, испуганный. Хорошо, хоть от обмороков воздерживается. Интересно, чья это была идея? Подозреваю, что дядюшкина. Наверное, ему нравится свадьбы устраивать.

– Я подчинюсь воле Их Светлости.

По-моему, Их Светлости это меньше всего надо. У них сейчас другим голова занята – могу сказать об этом со всей определенностью.

– Тю, так и подчинишься?

Кивок. Румянец крепчает, и даже Ингрид вываливается из сонного состояния, чтобы сказать:

– Это разумно.

– Да неужели? – Магнус отправляет в рот кусок фаршированной щуки. – Конечно, если разумно – тогда да, не поспоришь. Только не Их Светлость с твоим мужем жить будет.

Тисса окончательно теряется и замолкает. Ингрид откровенно дремлет, а Урфин, наконец, возвращается из царства грез, чтобы спросить.